THE DARK KNIGHT | GOTHAM RISES |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » THE DARK KNIGHT | GOTHAM RISES » Main game » Семейные ценности
Дата: 11 января 2013 года, сутки спустя после выхода скандальной статьи; 13 сентября 2013 года, после взрыва дома Редфрида Каннингема
Участники: братья Каннингемы
Описание: Древний закон «око за око» приведет к тому, что все останутся слепыми. (с) Мартин Лютер Кинг
Отредактировано Redfrid Cunningham (23.08.2022 21:55:02)
Младший Каннингем предпочитал узнавать новости из цифры. Если бы можно было вживить в мозг чип, который позволял бы передавать информацию из интернета прямо в мозг, он наверняка польстился бы на такую новинку - еще бы, все последние сводки ты знаешь сразу, спустя пару секунд после их публикации! Это было бы весьма полезно и удобно, если на текущий момент у тебя есть дело, которым ты занят, и каждое слово может оказаться ключом к разгадке. Но вот если дела нет...
Детектив запульнул в стену мячиком. Отскочивший спортивный снаряд пошел не под тем углом, которым он желал, видимо, попал к какую-то неровность на стене.
- Как это правдоподобно, - подумал он, - Вот так и в жизни. Эти идиоты заучили шаблонные преступления по учебникам, думают, что преступник, как этот мяч, полетит по предсказуемой траектории. Но нет такой идеальной стены, от которой бы все отлетало так, как задумано. И нет такого города, в котором преступнику бы удалось учесть все заранее. Они всегда летят под другим углом. Летят в свою пропасть, захватывающую пропасть.
Вставать за мячиком было решительно лень. Кажется, он разбил что-то, но разве это имело значение? Скучно. Ему вновь было скучно. В Готэме никогда не было спокойно, всегда происходило что-то, и последние недели выдались на удивление урожайными. Чего стоит только один этот взрыв! А слухи о каком-то веществе, превращающем людей в зомби? Мафия активна, как никогда, дня не проходит, чтобы кого-нибудь не прирезали, и его исправно отправляют на эти ходовые поножовщины, похожие друг на друга, как близнецы. Но все это мелочи. Все бесконечные попытки уговорить шефов дать ему действовать, позволить ему искать действительно крупную рыбу, заканчивались неизменным отказом. Это начинало действовать на нервы. Ярд завидовал криминалу - им руки никто не связывал. Может быть, пора переброситься на другую сторону баррикад?
Взгляд Редьярда упал на газету. Это - только одна сторона правды, один взгляд глазами очередного репортера. Поэтому интернет был милее, 5-6 заголовков, несколько статей, и уже можно было составить более-менее похожую на правду картину. Без лишней шелухи, без лишних эмоций. Но ноутбук сел, а шнурок зарядки выпал из него еще пару часов назад. Ему не хотелось беспокоить себя включением машины в сеть, вводом пароля, прочей подобной глупостью. Если случится что-то интересное - он узнает. Так было всегда.
Глаза на автомате бежали по строкам заметки на первой полосе. Он выхватил пару журналистских штампов, потом вроде как слова какого-то свидетеля последнего взрыва, с перепугу выдумавшего появление двух самых ярких звезд на преступном небосклоне. Джокер был интересен, Бэтмен - еще интереснее, и взрыв был уже чем-то нетривиальным. Поверить, что такая удача могла собраться в одном месте, отчаявшийся развлечь себя детектив не мог. Так просто не бывает. Наверняка газетная утка. Даже в этих стенах ходило слишком много слухов, почему-то коллеги не делились с ним интересной информацией.
Тем не менее, страница была перевернута. Он вчитался в подробности текста, рассчитывая найти хоть какое-то правдоподобное подтверждение такой удачи, и... нашел. На несколько секунд повисла гробовая тишина.
- Ну уж нет, братец, - процедил он сквозь зубы, и сорвался с места. Пальто надевалось уже на ходу.
- Сомневаюсь, что вам это удастся, - он стоял перед секретарем, пытавшемся не пустить его к заветной двери, где виднелась до боли знакомая фамилия, - Полиция Готэма. Нам стало известно, что этот человек разгласил секретную информацию. Знаете, сколько за это светит?
Девушка не знала, но предприняла честную попытку прикинуть. Секундной растерянности детективу хватило для того, чтобы распахнуть дверь и с силой захлопнуть ее за собой. Брат сидел за столом, уткнувшись в монитор. Ярд с удивлением отметил, как он постарел, но с момента их последней встречи прошел уже десяток лет. И вот, он сидит тут, в его городе, как ни в чем не бывало... Ярость вспыхнула в нем с новой силой.
- Какого черта ты здесь делаешь? Это мой город! - он бросил на стол последний впуск с обведенным карандашом именем брата, - И мое дело. Не знаю, как тебя сюда занесло, но тебе же будет лучше, если тебя отсюда унесет.
Сосредоточенный взгляд синих глаз скользнул в сторону от яркого монитора к серой действительности. Резкий и неожиданный хлопок входных дверей отрезвил Редфрида, вынимая его из сетей всемирной паутины и собственных мыслей. Стоящий шагах в десяти от него человек был незваным гостем. И, надо сказать, нежданным, хотя и не неожиданным. Нужно было предположить такое развитие событий, нужно было рассчитать все ходы до последнего. В конце-концов, можно было использовать имя любого журналиста, того же Регана подставить. Потом бы объяснил всё Джиллану и никаких проблем. Наверное, всё дело в том, что Редфрид положился на случай. Ведь это далеко не первая статья, которую он пишет, и все предыдущие ненаглядный брат благополучно не замечал.
Слова Редьярда повисли в воздухе, где-то над их головами и так и остались висеть домокловым мечом. Над головой младшего или старшего - не столь важно. Редфрид не успел ответить, как дверь за спиной брата снова открылась и в кабинете возникла знакомая рожица упомянутого Эрика Регана. Вспомнил же, что называется. Реган оглядел происходящее несколько беспокойным взглядом. Редфрид заметил за его спиной силуэт второй секретарши, новенькой молоденькой девочки, не сумевшей сдержать младшего Каннингема. После он не станет ей выговаривать. Ибо, чтобы остановить Ярда, нужна недюжинная сила. И духа и тела.
-- Всё в порядке, мистер Каннингем? - осторожно спросил Реган, ещё не зная, что только что успешно обратился к обоим мужчинам одновременно.
С этим цирком пора заканчивать. Пара минут уже итак прервали его рабочий график и, что не мало важно, спугнули несколько весьма интересных мыслей, пришедших ему в голову. Не стоит давать подчинённым повод для сплетен, а дорогому брату - новые возможности вопить во весь голос.
-- Всё нормально, Эрик, - спокойно проговорил Ред, вставая из-за стола. - Продолжайте работать. И, прошу вас, успокойте Литицию.
Реган не ответил, лишь кивнул, и вышел, закрывая за собой дверь, совершенно верно понимая, что дальше босс будет разбираться сам. Собственно, подробности он потом итак узнает.
Подождав, пока щёлкнет дверной замок, Редфрид вышел из-за стола, проходя в другую часть кабинета, к окну, у которого раскинулся огромный белый кожаный диван. Вид отсюда, с сорок седьмого этажа, был просто фантастический. Весь Готэм как на ладони, жизнь бурлит где-то внизу, а он созерцает её сверху, выбирая, вычленяя то, что ему больше нравится, то, что больше интересно. Днём то, что требует работа, ночью - то, что желанно сердцу. По-прежнему сохраняя молчание, Редфрид уселся на диван, устраиваясь поудобнее, закидывая ногу на ногу.
-- Здравствуй, Ярд. Присаживайся, - ровно и бесстрастно проговорил он, указывая младшему место напротив себя.
Он ещё не знал, что именно скажет брату. Знал лишь то, что ни в какие подробности вдаваться не будет. Не хватало младшему ещё узнать о Регине. Пусть считает, что она осталась в Ирландии и живёт с дорогим тестем. Собственно, пусть считает, что хочет, Ред не скажет ему ни слова об этом. Ведь они давно не в тех отношениях, чтобы откровенничать. Смешно, они же никогда в таких отношениях не были. Родные братья. Одно название, как и вся их благочестивая "семья". Редфрида устраивал такой расклад, особенно сейчас. А что до судебных разбирательств, младший может трепаться столько, сколько влезет. У Gоtham Times слишком хорошие адвокаты, чтобы полиция могла к ним придраться. Не может, уже много-много лет. Это забота Джиллиана, в любом случае. Редфрид чувствовал, как присутствие Ярда постепенно начинает раздражать. Десять лет, если не больше. За это время жизнь Реда перевернулась с ног на голову, разрушилась до основания и теперь, последние полгода, он пытается собрать хоть какие-то осколки. Тогда, когда у него хватает на это сил, когда обнаруживает среди осколков мелкие крупицы уничтоженной надежды. А Ярд всё тот же. Всё ещё печётся только о себе, скандалит и ненавидит весь свет за то, что он слишком неинтересен его незаурядному интеллекту.
-- Для начала, в этом городе я работаю, - всё тем же стальным тоном продолжил Редфрид. - Поэтому всё, что творится в этом городе, касается моего внимания, если того захочет мой работодатель. Как говорят американцы, ничего личного. Я принял приглашение совсем не потому, что здесь ты. И, знаешь, я удивлён, что ты не пришёл раньше. Совсем не читаешь прессы? Я думал, полиция должна обращать внимание на сводки. Или я путаю тебя с "Людьми в чёрном"? - Редфрид почувствовал, как его начинало заносить. Как всякий раз при разговоре с единственным братом. Потому что на самом деле за язвительностью и деланным отвращением он скрывал свои настоящие эмоции. Те, в которых не мог или не хотел разбираться. - Давай мы не будет превращать этот разговор в подобие всех наших обычных ссор, - синие глаза блеснули холодом. - Оставим детские обиды гнить на другом материке и разберёмся по-взрослому: меня не интересует то, чем ты занимаешься, где ты и с кем ты. Ты должен был заменить, не интересует уже давно. По этой причине я не звонил и не слал тебе открыток на Рождество все десять лет, не смотря на то, что узнать твой адрес мне не составило бы труда. И по этой причине я не искал встречи с тобой все те полгода, которые здесь проработал. И, поверь, если ты выйдешь и закроешь за собой дверь, не потревожу тебя ещё лет десять. Даже пятьдесят - проявлю братскую щедрость. И, раз уж так вышло, и наши родственные узы вновь притянули нас на один и тот же клочок земли, давай договоримся просто не мешать друг другу. Занимайся своими расследованиями, поймай Бэтмена, посади в тюрьму Джокера и, обещаю, только в этом случае я потревожу тебя вновь - пошлю фотографов снять суровое лико героя. А ты, в свою очередь, больше не будешь врываться ко мне в кабинет, пугать моих подчинённых и мешать моей работе. Если вселенной вздумалось сделать нас братьями, давай отдадим ей дань уважения: пусть этот разговор будет нашим с тобой пактом о невмешательстве. Один раз и навсегда.
Пытливый взгляд скользил по обстановке. Здесь царствовал брат, здесь все, буквально все было с его налетом. Только он вот так вот вешает пальто на вешалку, всегда сначала левое плечо, потом правое, от чего пуговицы всегда оказываются спрятанными от глаз. В детстве Ярду нравилось смотреть на пуговицы мундиров. В них было что-то от пиратского сокровища, благородной старины и четкой армейской логики-дисциплины. А брат всегда вешал все так, что пуговиц видно не было, хотя там были и не манящие сверкающие бляшки, а обычные, пластиковые, или, в особых случаях - костяные. Ярд знал это, но ощущение, что эта мелочь делается ему назло, не проходила. Брат все и всегда делал ему назло. Лучше учился - чтобы показать, что он умнее младшего, всегда радовал родителей - не важно, что ему это было титанически сложно, главное - показать, кто здесь хороший мальчик, а кто - выродок, позор на идеальном лике семейства, тот самый лишний уродец, своими эгоистичными выходками привлекающий к себе негативное внимание и бросающий тень на их прекрасную репутацию. Да, именно это младший Каннингем и делал. Ум, слишком рано пробившийся в его сознании, требовал объяснения всему и вся. И самой большой его загадкой был вопрос, почему его семья похожа на мертвый рисунок с открытки, а не на нормальную, человеческую семью. Что такое любовь и поддержка? Что такое взаимопонимание? Он читал об этом, он знал, что на семейные чувства опираются, что это - фрагмент паззла, который нельзя не учитывать. И тогда он решил, что родственников нужно просто спровоцировать. Что нужно сделать что-то, чтобы они показали, что это такое - семейные чувства. Раз за разом он осуществлял свои планы, то со знаком "плюс", то с "минусом". Но они и провоцировались картонно. Реагировали так, как было написано в книгах, если вокруг были какие-то люди, и не реагировали вообще, если они были тет-а-тет. Брат сначала велся. Реагировал. Но и он замкнулся, стал правильным и картонным, едва Ярд только почувствовал вкус этого семейного ощущения. Стал правильным мальчиком для папы, выбрал их, родителей, а не его. И родители выбрали старшего сына, а не младшего. Кажется, тогда ему исполнилось пять лет.
Длинные пальцы пробежались по поверхности рабочего стола. Офисная мебель, совсем не похоже на отцовский стол, но ощущение, ощущение ровно то же самое. Порядок - как на картинке, хоть в рекламу снимай. Все так, как у хороших мальчиков.
Детектив сделал несколько глубоких вдохов, следя за тем, как брат равнодушно перемещается по кабинету, а потом начинает свою спокойную, выверенную речь. Все как раньше. Сейчас начнет читать нравоучения...
Я думал, полиция должна обращать внимание на сводки. Или я путаю тебя с "Людьми в чёрном"? - Ярд сфокусировал взгляд. О, а это что-то новенькое. Интонация откуда-то из детства, и черт возьми, он скучал по этим подколкам. Тогда они еще хоть как-то понимали друг друга, двое самых умных мальчишек, не понимавших, почему их сверстники такие идиоты. Годы прошли, а ощущение осталось. Братца заносило, картонка шаблона начинала прорываться, хотя он и поторопился залечить надрыв скотчем ледяных глаз.
- Неужели ты окончательно просидел тут все свои мозги, Редфрид, - начал он негромко, едва брат выдвинул свой проект пакта о невмешательстве. Сесть младший так и не удосужился - стоя он чувствовал себя увереннее, - Раньше такие загадки были для тебя элементарными. Раз - человек всю жизнь красуется перед мамочкой с папочкой, и согласно кивает вслед, когда неугомонный брат наконец-то сваливает с глаз долой, два - проходит десять лет, и он внезапно оказывается в одном с тобой городе, хотя родители наверняка организовали ему пристойное место в Дублине, три - он знает, чем ты занимаешься и над чем работаешь, четыре - влезает со своим журалистским расследованием в твое дело... Не многовато ли совпадений?
Ярд взял со стола брошенную ранее газету и открыл ее на странице с обведенной фамилией. Их фамилией.
- Это ты всегда любил запах типографской краски. У меня другие методы добывать информацию, ты знаешь. А еще ты знаешь, что тебе как всегда не хватит смелости сказать, что ты приперся сюда, чтобы в очередной раз доказать родителям, что ты лучше, чем я. Зачем, Ред? Я оставил их тебе, отстранился от этого соревнования, зачем тебе это нужно? Мало доводил меня в детстве? - Ярд прищурился, внимательно всматриваясь в черты брата, - Ты постарел, у тебя появились морщины, периодически мучает давление, ты злоупотребляешь алкоголем... Ты уже взрослый мужик, а все продолжаешь соревноваться со мной. Ну что теперь, побежишь к мамочке, скажешь, что младший опять возмущается, что ты отобрал у него игрушку, а ты только взял посмотреть, потому что я сам не разберусь, как в нее играть? Это убийцы и террористы, братишка, а не коллекционная фигурка паровозика. Тогда ты отломал колесо, а родители указали на меня, а здесь умирают люди, и от наших разборок им легче не станет. Не суй мне палки в колеса, ты хоть понимаешь, сколько шороху наведет вот эта твоя... писулька? - он помахал брату перед носом его же газетой, - И ты после этого хочешь предложить мне пакт о невмешательстве? Хочешь сказать, что откажешься от этого дела? Я слишком хорошо тебя знаю.
Удивительно, но с каждым новым словом голос становился только тише и холоднее. Они выросли. Раньше Ред был этаким ледяным великаном, а Ярд бесился рядом, постоянно чувствуя себя при этом униженным клоуном. Но теперь прошел целый десяток лет. Теперь он точно знал, что чувства - это то, что заставляет ошибаться, и свои взял под контроль... Практически полностью. Только изредка, в глубине души вновь просыпалось то чувство... А как это бывает у тех людей-идиотов, и почему они так держатся за это?
Редфрид плотно сжимал свою челюсть, выслушивая ответную отповедь. Крепко, почти до скрежета, только бы не позволить себе пойти на поводу у накатившего вдруг гнева и не ляпнуть что-нибудь лишнее. Все мысли о дорогом брате подтверждались каждым его словом. Глупый мальчишка даже в свои тридцать три, напыщенный индюк! Воображает себя ущемлённым, оскорблённым в лучших чувствах, непонятым. Что он знал о боли?! Что он знал о лишениях?! Родители? Упаси тебя Господь, милый Редьярд! Их выходки - ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить ему, Редфриду. За все несколько минут, пока голос брата наполнял кабинет на сорок седьмом этаже, Каннингем старший делал над собой титаническое усилие, чтобы не показать вида своих истинных эмоций. Расслабленная поза по-прежнему оставалась расслабленной и даже пальцы не дрогнули на свисающей с подлокотника руке. Синие глаза смотрели в лицо брата, вглядываясь в каждую черту, каждое малейшее движение мускулов. Нельзя было даже взглядом показать своё истинное отношение, ведь наблюдательный мерзавец непременно заметит. Хотя, судя по выбранной им линии рассуждений и любимой темы "обиженного дорогого себя" он вряд ли поймёт истинные причины, вряд ли сможет увидеть правду. О, нет, похоже, он в это не поверит, даже если его притащить в дом и спустить на него Регину. Слепец подумает, что Редфрид просто подговорил её.
Он ни на мгновение не прервал брата, глотая каждое обвинение, каждое обидное слово. Придётся подавиться этим, это наименьшее из зол. Редьярд никогда не узнает правды. Их отец никогда её не узнает. Реду ненавистна даже мысль об их жалости. Ведь он уверен, что, узнав его историю, оба только сочтут его неудачником, слабаком, сломавшемся под тяжестью своего испытания. Потому что он на самом деле сломался. Потому что он на самом деле неудачник. Где бы он был, если бы Майкл Джиллиан не вытащил его из всего этого дерьма? Нечего врать себе хотя бы в этом: достал бы пистолет и застрелился. Жалкая постыдная смерть труса. Редфрид ненавидел себя за это. И ненавидел всех, кто напоминал ему об этой ненависти.
-- Ну что ж, знаток, - Каннингем старший не договорил, оставляя фразу висеть перед лицом Редьярда и ожидать продолжения. Не вставая, Ред взял в руки брошенную газету и взглянул на опубликованную на первой полосе статью. Выслушивать оскорбления в адрес того, во что он вкладывал остатки своей души, было особенно болезненно. Как и прежде, Редфрид относился с трепетом к каждой статье, ко всему, что ему приходилось писать. В эти минуты самокритика душила, заставляя переписывать обзацы по несколько раз, придираться к выбору каждого слова. И в то же время вдохновение подхватывало его, словно птицу ветряные потоки, и несло куда-то высоко, к свету, приятно обтекая крылья. Эта профессия была делом его жизни хотя бы потому, что он сам сделал этот выбор и боролся за него. Даже тогда, когда все вокруг считали это плохой идеей. Но есть ли смысл так реагировать? Разве Ярд мог понять его? Ведь видно - младший заботиться только о себе самом. - Ты противоречишь сам себе, братец, - лёгкий акцент на последнее слово, тонкие губы растягиваются в улыбку, а взгляд возвращается к Ярду. - Противоречишь своему же убеждению: ты подтягиваешь факты под свою теорию. Выдаёшь, как ты сказал "совпадения" в том виде, в котором удобно тебе. Может быть, я и постарел за эти годы, но вот ты, Ярд, совсем не повзрослел. Ты до сих пор требуешь у мира к себе внимания, в то же время считая его глупым и скучным. А если это внимание тебе не дают, ты причудливым образом переворачиваешь ситуацию, выставляя себя эдакой затравленной знаменитостью, ставшей невинной жертвой теории заговора. Даже воспоминания о событиях двадцатипятилетней давности бережно сохранил ради того, чтобы при удобном случае воспользоваться ими в качестве обвинения. Наверное, мне должно быть лестно. Но мы ведь Каннингемы - мы не думаем друг о друге.
Последние слова он сказал особенно холодно. Хотелось причинить Ярду боль и сказать, что все эти годы он не думал о нём. Хотелось причинить боль за все эти слова самоуверенного барана, которые Ярд себе позволил. Хотелось сказать, что Реду наплевать на брата, как всегда было наплевать отцу и матери. Но это была ложь. Если бы это было так, стал бы он бояться унижения? Если бы это было так, стал бы он говорить сейчас с ним? Где-то глубоко внутри себя Редфрид знал, что не смог стать хорошим братом. Где-то глубоко внутри он понимал, что младший не был виновен в безразличии четы Каннингемов к их старшему ребёнку. Где-то в глубине себя, там, куда он и сам не решался заглядывать, Редфрид хотел поддержки от единственного родного человека на земле, всё ещё сохранившего разум.
Не дожидаясь ответа, Редфрид поднялся на ноги, сжимая газету в руках, снова пересекая кабинет, но теперь в направлении небольшого секретера, стоящего у противоположной стены.
-- О прекращении моей работы не может быть и речи, - с нотками стали отчеканил Ред, стоя спиной к брату. - Как я уже сказал, это моя работа и я выполняю то, что мне говорят. Информация, изложенная в статье, была получена на добровольной основе от частных источников. На все остальные вопросы ответят наши адвокаты. Полиция Готэма итак потратила неимоверное количество времени, чтобы не замечать происходящего в городе, так что потратить его остаток на судебные разбирательства с государственным изданием будет более чем логично, вместо того, чтобы ловить убийц и террористов. - Редфрид открыл одно из отделений, изымая стакан, рядом с которым находилось несколько бутылок. И, после сказанного Ярдом, наполнил стакан водой. Пусть поганец прав в отношении алкоголя, ещё даже не обед.
- О, ну конечно, я всегда был мелким и неразумным, вот уже четвертый десяток я все тот же бестолковый мальчишка, максималист и... Как там мама говорила? Кажется, там было что-то про позор фамилии и непременное сравнение с тобой. Ничего не поменялось, ты прав, - Ярд уселся на диван, скотного только что встал брат, вытянул ноги, скрестив их в щиколотках, сложил на груди руки. Гордо вскинутые глаза неотрывно следили за братом, решившим промочить горло водичкой после своей обличающей речи. Похоже, Ред действительно считал, что главная жертва в этой ситуации - он. Младший Каннингем не наводил никаких справок о семье, уж слишком сильной была обида на них, но все равно, где-то в глубине души надеялся, что они следят за ним. Что когда-нибудь в почте он обнаружит письмо, где они банально интересуются, жив ли он, как у него дела. Но никакого письма не было, а если бы оно и появилось, скорее в нем было бы какое-нибудь сухое требование. В духе "откажись от наследства". Причем написанное не отцом, а его нотариусом, за всеми подобающими случаю подписями. Семье, или тому, что было у него вместо семьи, было совершенно наплевать на своего отпрыска-отщепенца, и постепенно он привык к этому.
- Ты опять все решил за меня, старший. А вот и не угадал, мне безумно интересно, что произошло за последние годы! Сентиментальные бредни, знаешь ли. Как там папин гольф? Он наконец научился брать восьмую лунку с двух ударов? Как мамин благотворительный фонд, издали ту книжульку для детей, ну в которой мама-утка была поразительно похожа на Жаклин Кеннеди? А у тебя как дела? Ирландия оказалась тесной для твоего таланта, несешь свет слова в серые массы американского читателя? - Ярд успел за десять лет избавиться от ирландского акцента, но сейчас он удивительным образом вновь выполз на поверхность, - Ну же, и покончим с этим. Я жажду узнать подробности счастливой правильной жизни моих дорогих родных. Можем даже перед камерой, лучше уж пусть вот это выходит в твоих репортажах, чем секретные информация. Откуда ты ее вообще накопал?
Последний вопрос, хотя детектив и пытался скрыть это в интонации, откровенно выделялся из череды остальных. Было понятно, что это то, что действительно волнует разум Редьярда. Этот гениальный, избалованный, жадный до нового разум, делающий его носителя совершенно асоциальным и невозможным. В лице всего света Ярд был новым Холмсом, только Холмс был джентльменом, а Ярд - наглым психопатом. Его это не интересовало. Его вообще мало интересовали люди, iq которых мало отличался от iq домашних животных. Такими были его родители, коллеги, абсолютное большинство людей, окружавших его. А брат таким не был. Ярд знал, что брат куда умнее и наблюдательнее, чем пытается казаться. И он как-то нашел способ примириться с раздражающим миром окружающих его идиотов. Нашел способ жить с ними в мире и взаимном уважении. Возможно, это было связано с удивительной способностью иногда прикинуться одним из них, равным, глупым. Ярд не понимал этого - какой смысл казаться идиотом? Только для их успокоения? В душе зашевелилось что-то новое - кажется, любопытство. Они выросли. Может, теперь брат ответит на этот вопрос.
- Ты ведь тоже ненавидишь глупость и скуку. Как ты живешь во всем этом? Как тебя не раздражает непрекращающееся тугодуме общества?
И снова новая, заинтересованная интонация. Ярду было плевать на убийц и террористов, его совершенно не волновало, что его коллегам и, отчасти, ему, вышедшая статья могла повредить. Он занимался этим только в качестве лекарства от скуки. Все остальное от скуки не спасало...
Редфрид сжал в кулаке стакан, глядя как задрожала в нём поверхность воды. Он упорно старался не смотреть на брата, продолжая стоять к нему спиной, пока тот снова давал волю чувствам. Не место ему здесь, как и в семье никогда не было места. Он слишком другой, его брат. Он слишком живой, слишком чувствующий. Парадокс в цепи бессердечных, лишённых каких-либо чувств представителей дома Каннингем. Единственный живой ребёнок, когда все вокруг уже рождались мёртвыми. Когда-то Редфрид думал, что это он тот единственный, который может быть счастлив, может создать новую ячейку общества, не зависимую от немых безумств его семьи. Но, стоило так подумать, как жизнь с головой окунула в непрекращающуюся череду сумасшествий. Ему не суждено быть живым. Это его брат - только он сумел не погибнуть.
Редфрид снова наполнил стакан водой, и осушил его практически залпом. Внезапно в глотке начало ощутимо пересыхать. Что, реакция на алкоголь или, может быть, на ту дурь, которую он курил с какой-то девкой в каком-то из клубов Марони? Или всё это дурацкое слово "стресс". Пора выпроваживать дорого родственника. Иначе Ред не выдержит и взболтнёт лишнего. Обязательно же найдутся те, кто только этого и ждёт. Отличный заголовок: "Заместитель главного редактора The Gotham Times наркоман, избивающий больную жену". О да, Редфрид знал, как делались такие дела. При случае умельцы смогли бы доказать, что шрамы, оставленные Региной на руках Реда, получены им в результате борьбы - когда та, невинная овечка, пыталась сопротивляться мужу-извергу. От таких мыслей потянуло к алкоголю. Но вместо этого Редфрид обернулся, взглянув на развалившегося на диване младшего брата.
- Хорошо. Расскажу, - сухо ответил Редфрид, отставляя стакан в сторону. - Мать умерла пять лет назад. Неопирабельная опухоль, так уж вышло. Со дня её похорон я не видел отца, потому что не знаю, чем он занят. Мы не общаемся. Ирландия переживает не слишком простое время, как, собственно, и многие в наши дни. А я приехал сюда по приглашению Майкла Джиллиана. Я знал, что ты в Готэме, но не хотел с тобой встречаться. И до сих пор не хочу, - Ред нахмурился. Желание больше не смотреть в лицо Ярда пересиливало здравый смысл. - Что до общества... - Ред на мгновение замолчал, глядя в самые глаза младшего. К горлу подкатило что-то горькое. Кажется, стены начали сдвигаться. Пусть Джиллиан дал ему возможность работать, это не меняет ничего, кроме оболочки. Он всё равно загнан в угол. У него нет будущего. Он потерял всех: и тех, кого мог сохранить, и тех, кого пытался. - Какая разница?
Эти два слова были совершенно особенными. Их он произнёс не так, как все прочие, которые пришлось выслушать этим стенам. Ведь именно в них заключался весь смысл. А точнее его полное отсутствие. Всё кончено, ничего не вернуть. Один неправильный поступок за другим и точка - всё кончено. И что бы он ни делал, как бы ни пытался обо всём забыть, ничего не выйдет. Но... какая разница?
- Мать умерла пять лет назад.
Ни один мускул не дрогнул на лице младшего Каннингема. Внешне все осталось также - расслабленная поза, нагло вздернутый подбородок, надменный взгляд... Застекленевший, едва он услышал эту горькую новость. Ярд умел контролировать свои эмоции, умел играть выбранную роль, но редко когда видел в этом необходимость. Сейчас стоило бы разыграть карту страдания, стоило бы сделать вид, что он огорчен, что ему жаль. Заодно подколоть братца: "О, мне жаль, вы так много значили друг для друга". Но он не стал этого делать. Светлые глаза замерли, сфокусировавшись в одной точке, но и что там, в этой точке, они не видели. Как бы то ни было - эта женщина подарила ему жизнь и то, что считала важным. Не ее вина, что он это важным не считал. Не ее вина, что ее ребенок оказался не в меру сообразительным. Она боялась этого, боялась того, что не понимает его, не может с ним совладать... В конце концов, именно он добавил ее идеальной прическе немало седых волос.
Ярд медленно разомкнул губы.
- Она страдала?
Неопирабельная опухоль, ну конечно страдала, идиот. От такого тихо и спокойно не засыпают. Эта болезнь точит изнутри, выматывает тело и душу.
- Да, глупый вопрос. Что ж, я сожалею, - ответ получился искренний, и Ярд сам этому удивился, - Похоже, теперь наше семейство не такое уж идеальное. Представляю, как это раздражает отца, - детектив бросил короткий взгляд на газету, встал.
- Ладно, не буду больше испытывать твое терпение. Буду благодарен, если информацией ты сначала будешь делиться со мной, а потом уже со всем городом. В полиции с информацией сложно, у них так связаны руки...
У них. Да, себя он к ним не причислял. Возможно, именно поэтому его так и раздражали его тугодумные коллеги - в руках их были отличные возможности, масса полезной статистики и информации, а они как специально замыкали себя в бесполезной бюрократической ереси. Его, Ярда, методы, были куда более действенны. И менее законны.
- Е-мейла хватит. И... Разница есть.
Он оставил на столе корочку визитки. Телефон, адрес почты, имя и фамилия - дешевая полицейская типография. Тонкая ниточка семейной связи.
Он ушел не хлопая дверью, без пафосных жестов и речей. Кивнул секретарше, затрепетавшей испуганным воробьем, едва в дверном проеме показалась долговязая фигура детектива. Вышел на улицу и не стал ловить такси, пошел пешком. Нужно было многое переварить. Информацию, которую дала ему эта статья... И новый факт. Факт наличия в этом городе родной крови, с которой, похоже, нужно было считаться.
Редфрид отвернулся, когда брат переспросил о матери, так и не взглянув на него больше. Даже тогда, когда тот уходил. Это было слишком тяжело для одного дня. И было намного проще думать, что, когда он уйдёт, всё снова пойдёт своим чередом. Так лучше. Так лучше для Редьярда, для Редфрида - для всех. Каннингем старший ещё долго будет смотреть в окно, поверх верхушек города и живущих в нём людей. Куда-то в неопределённую даль, которая, казалось, могла спасти его. Спасти от него самого. Укрыть в своей неизвестности и разом заставить забыть обо всём, что было, как о плохом сне. Жаль, что она как горизонт - недостижима.
Позже в кабинет снова зайдёт Реган, спросит, будут ли ещё какие-нибудь поручения или он может идти домой. Рефдриф отпустит его, не справится с голосом и произнесёт слова шепотом. Реган поймёт, что произошло что-то не слишком радужное. Но, как всегда с его боссом, ничем помочь не сможет. Он увидит на столе визитную карточку и поймёт, что она принадлежит детективу, когда заметит эмблему готэмской полиции. А когда возьмёт в руки и прочтёт имя, поймёт и всё остальное. Реган напомнит о ней Редфриду и тот скажет избавиться от неё. Эрик ответит согласием и сохранит незамысловатый кусочек картона, зная, что её час непременно настанет.
NINE MONTH LATER
Перед глазами проносились медсёстры, врачи, полицейские. То и дело откуда-то постоянно доносились крики, плач, мольбы о помощи и прямые приказы. "У нас всё забито" - то и дело повторяли женщины из регистратуры. "Срочно в операционную!" - кричали врачи. Только какая-то малая часть его понимала, что вокруг него, внутри белых стен, гладких полов и идеальных потолков, то и дело обрывается чья-то жизнь. Шум подъезжающих машин скорой помощи, грохот каталок. Стаи белых халатов против разноцветных изорванных, промоченных грязью и кровью одежд. Редфрид сидел на первом этаже, у стены, среди ещё десятков пострадавших, ожидавших, когда освободится хоть какой-нибудь врач. Рядом с ним никто не садился, ведь он выглядел слишком странно: богач, перепачканный кровью.
Это были люди Пингвина. За ту выходку, за его отказ, они должны были проучить его. Четверо в масках на автомобиле без номеров затащили его в свою машину прямо на парковке. Никто ничего не видел, а камеры - наверняка они на время выключились. Ведь остальные граждане Готэма не настолько безрассудны, чтобы отказывать в услугах людям самого Фальконе. Его привезли на какой-то склад и избили. Били профессионально, со знанием дела - так, чтобы особо ничего не сломать, за исключением пары рёбер, но боль причинить достаточную. На бледном лице Каннингема запеклась кровь, пару часов назад вытекавшая изо рта, были разодраны костяшки рук. Наверняка под костюмом найдется куча синяков, ведь били его, кажется, чем-то увесистым. Но если бы только они обошлись этим...
Редфрид смотрел в одну точку, куда-то перед собой, а мимо него проносились десятки людей. Его не трогали. О нём забыли. Кажется в центре города тоже что-то случилось, кому останется дело до одного человека, который ещё долго может терпеть свою боль. Редфрид не думал об этом. Он не мог думать ни о чём. Только смотрел на картину, стоящую перед глазами, слышал знакомый вопль человека, которого никто не смог спасти.
Его истязатели ничего не спрашивали. Просто избили его, а потом снова запихнули в машину, набросили мешок на голову и привезли к дому. Выбросили на землю и уехали. Но в тот момент, когда он смог освободиться и понять, где находится, прогремел взрыв. Потом ему объяснят, что дом был заминирован двумя зарядами. Первый взорвал нижний этаж. На несколько минут уши наполнились диким гулом. Взрыв повредил систему отопления и огромный двухэтажный дом через пару секунд горел, будто фосфорная игрушка. Огонь перекидывался от окна к окну, пожирая всё, что ему попадалось. Такого ужаса Редфрид не испытывал никогда в своей жизни. И тогда он услышал её крик. Регина, словно загнанный зверь, металась посреди огня и дико кричала. Может быть она сама горела, он не знал. Лишь видел мечущийся силуэт, мелькавший среди языков пламени.
- Регина! - крикнул он и бросился к дому. И в тот момент взорвался второй заряд. Взрывная волна отбросила его на десяток метров от дома, к дороге. Вслед полетели горящие ошмётки особняка. Каннингем ударился головой, почувствовал, как горячая густая струя побежала по лбу. Взрыв прекратил крик Регины, навсегда остановив её мучения...
Редфрид моргнул и по щеке быстро скатилась слеза. Он почти не дышал и всё смотрел куда-то перед собой, никого не замечая. Приехавшие пожарные и медики доставили его в больницу скорой помощи, полиция должна была допросить его после. А тут ещё беспорядки в центре города. С момента взрыва он не издал ни звука. Сердце замедлялось, то и дело пропуская удары.
Отредактировано Redfrid Cunningham (15.02.2015 23:39:14)
Девять месяцев тишины. Девять месяцев статей, и ни одного е-мейла, ни одного звонка. Девятоь месяцев младший Каннингем убеждал себя, что его совершенно не волнует старший брат и его инфориация, но искушение вновь говорить с кем-то, отличающимся интеллектом от окружающих идиотов, было слишком велико. Он следил: за сайтом издательства, за страницей в фейсбуке (судя по информации на ней, страницу вела специально нанятя девочка из smm, и к брату она имела только публичный заголовок-фамилию), за всеми статьями, выходившими под его именем. У него появилась привычка беседовать с братом по утрам, также, как и привычка покупать печатный экземляр его газеты. Он спорил, оскорблял, возмущался, изредка - одобрял.
Но увидеть в тот вечер имя брата в сводках экстренных новостей он не ожидал.
Редьярд сорвался с места - также, как обычно, никаких предупреждений и объяснений коллегам. Сейчас единственный человек в городе, которого он не считал идиотом, мог стать идиотом чисто по клиническим причинам. Восхвалив внуреннюю систему оповещения, отметившую, куда именно отправили после взрыва мистера Редфрида Каннингема, детектив отправился в указанную больницу, чтобы в привычной своей манере холодно и жестко осадить дежурную медсестру в регистратуре.
- Ну же, напрягите то, что у вас вместо мозгов, - дробно выжимал он сквозь губы, - Где он? В какой палате?
Растерявшаяся (стандартная реакция) девушка судорожно искала в карточках и компьютерах информацию, но результат все еще был нулевым.
- Сосредоточтесь, дамочка, не заставляйте меня думать о вас хуже, чем есть на самом деле...
И вот тут-то он и заметил брата. Полное ощущение, что ему никто и никак не помогал - кровь, ушибы, ожоги, грязь... На фоне врачебных стерильных стен он казался таким инородным, что становилось странно, что Ярд не заметил его сразу.
- Так, отменяем последний вопрос, но не расслабляем концентрации. Прямо сейчас готовим палату и ищем врача для полного обследования. Вы, уважаемые, пропустили важного пациента, - оставив медсестру разбираться в своих указаниях, Ярд направился к брату.
- Выглядишь паршиво. Кого-то достал занудством и тебя жгли заживо? - по лицу брата было понятно, что фраза ударила не в центр, но куда-то близко.
- Ты не дал себя обследовать? Что за взрыв, Ред? Кого мне искать?
То, что то дело предстоит расследовать младшему, уже казалось ему очевидным. В конце концов, он не мог простить покушения на ум одного из Канингемов...
Редфрид медленно поднимает голову, чтобы невидящими глазами попытаться разглядеть в белёсом безразличном пространстве своего брата. Образ Ярда тёмным пятном навис над ним. Знакомые кудрявые взъерошенные волосы, знакомый тёмно-синий шарф, повязанный на французский манер, знакомое длинное чёрное пальто. Ред всматривается в младшего так, будто видит впервые за долгие годы или вообще не верит в то, что Ярд существует. Вся жизнь поменялась за последние несколько часов. Вывернулась наизнанку и рухнула.
- Редьярд... - еле слышно хрипит старший Каннингем. Голос совсем не его, как чужой. Больно, словно поперёк глотки вставили пару лезвий. - Меня просили подождать. Много раненных...
Там, в городе, какая-то заваруха. В Готэме всегда какая-то заваруха, каждый божий день. Вот и сегодня там везде снова кровь, сирены и взрывы. Клоуны? Шляпники? Летучие крысы?... Редфриду больно сглатывать, но он не просит воды. Больно долго смотреть на Ярда: электрический свет, заключивший образ брата в люминисцентный ореол, режет глаза. Потому он отворачивается, возвращая помутневший взгляд к белёсой неопределённости.
- Кармайна Фальконе не нужно искать. Все знают, где он, - Ред заставляет себя говорить, стараясь ответить брату. Редъярд пришёл к нему, он здесь. Откуда он узнал?.. Может быть из новостей. Или сообщили коллеги. Только это неправильный вопрос. Верный вопрос: "зачем?" После всего, что они наговорили друг другу - после всего, что Редфрид наговорил ему... Он всё равно пришёл. Хотя логично было бы этого не делать.
- А взрыв... - Редфрид на мгновение медлит, пытаясь сглотнуть сухую слюну, - Это мой дом.
И Регина... Нет, этого он не произнесёт. Голова гудит так, что вот-вот в этом звуке потонут все прочие. Редфрид был бы не против, если бы кто-нибудь сейчас прострелил ему мозги. Лучше насквозь. Чтобы наверняка...
Редъярд посерьёзнел. Где-то в груди что-то беспокойно ёкнуло. Нахмурившись, детектив огляделся. Медсестра испарилась, вокруг них суетились люди - гражданские, персонал, даже полиция. Но никто не собирался прислушиваться к требованиям Ярда и помогать Редфриду. А теперь оказывается, что проблема куда глубже, чем представлялось поначалу. Выругавшись про себя, детектив сел рядом с братом.
- Кармайн Фальконе? - процедил он сквозь зубы, понизив голос. - Братец, да ты умеешь выбирать себе врагов! Браво!..
Однако, крутой поворот!.. В довесок к своему псевдо-восхищению, Редъярд привычно фыркнул, но вышло не слишком задорно. Мафия в Готэме не только бессмертна, но и довольно серьёзна. Здесь она правит уже очень давно и сумела опутать своей паутиной буквально все слои общества. Пожалуй, все дела, связанные с деятельностью основных кланов, до логического завершения не доходили - тонули в безысходности глухих, насквозь проплаченных болот. Расследование обрывалось внезапно найденным виновником в духе deux at machina или судьи закрывали дела по причине недостаточности улик. Редъярду трудно было мириться с этим, но он продолжал искать, продолжал копать, насколько позволяли возможности. Не так просто добиться чистоты в насквозь сгнившем организме. Но одно дело рисковать своей шеей, когда ты особо о ней не заботишься, и совсем другое выяснить, что родной брат, тот самый единственный человек во всём мире, в котором ещё есть хоть какой-то толк, стал мишенью для одного из самых опаснейших в Новом Свете людей. Наверное, лучше попасть под руку ряженому психу, чем Дону Готэмской мафии...
От этих размышлений стало ещё паршивее. Редъярд глянул на собравшихся вокруг братьев Каннингемов людей. Мужчина в чёрном на противоположной стороне коридора, сидит сгорбившись, рядом с пожилой женщиной. Тяжёлое дыхание, натужные вдохи - проблемы с грудной клеткой. В правой руке, лежащей на коленях, еле заметно неестественное положение в области кисти. Сломана, закрытый перелом. Нет, это не противник. Это ещё одна жертва. Сидящая рядом с ним женщина - лёгкий постоянный тремор в суставах рук, некоторая отстранённость и крайняя сосредоточенность - плохой слух, женщина изо всех сил пытается не пропустить свою очередь на приём. Вот и талон, выглядывающий из-за загнутого манжета на старом, поношенном пальто. Взгляд скользит ещё чуть левее. За стойкой администрации юноша, бросает на Каннингемов частые взгляды. Осунувшееся лицо, впалые щёки, мешки под глазами и сетка капилляров поверх глазного яблока. Нет, это студент-медик, работает в госпитале уже не одну смену, помимо усталости испытывает резь в глазах из-за вынужденной постоянной работы за монитором. Никого. Пока никого. Поставив дедукцию на паузу, Редъярд перевёл взгляд на Редфрида. Старший брат выглядел паршиво. Ярд точно знал, что под перепачканной одеждой Реда скрываются множественные ушибы, раны и ссадины. Утаить от него такие вещи невозможно. Это всё последствие взрыва? Или было что-то ещё? Девять из десяти, что было.
- Ну, ничего, - негромко произносит Редъярд. Его пристальный, выдрессированный взгляд то и дело срывается на толпу, мониторя чужие фигуры, лица, контролируя всё, что происходит рядом. - Взорвали дом? Значит, поживёшь пока у меня. Освобожу тебе кладовку. В гостиницы тебя не возьмут, светить сейчас твои кредитки под носом Фальконе будет совсем неумно. У меня, конечно, не хоромы заместителя редактора, но ты же давно мечтал пожить в квартире размером "пять на пять", так что твои мечты сбываются.
- Мечтал... - еле слышно прошептал Редфрид, то ли отвечая Ярду, то ли просто повторяя зацепившееся за слух слово.
Его тусклый взгляд так и застыл где-то перед собой. Белые коридоры размазываются, теряя очертания, а мелькающие мимо фигуры расплываются кляксами. Назойливый гул выходит на первый план и заполняет собой мир. В памяти раз за разом взрывается дом, а перед этим слух вспаривает безумный крик Регины. С каждой секундой воспоминания всё сильнее ожесточаются, словно возвращаются из прошлого в реальность. А может самому Реду становится всё хуже и хуже от того, что он видит?.. Круг замкнулся.
Медленно моргнув, Редфрид качнулся в сторону и тут же наткнулся плечом на Ярда.
Хоть какая-то опора. Хоть кто-то настоящий...
Почувствовав толчок, Редъярд мотнул головой в сторону Редфрида.
- Эй-ей, Ред!, - предостерегающе бросил он и схватил брата за плечи. - Держи себя в руках. Врач вот-вот придёт. Слышишь?
Для пущей убедительности, Ярд чуть тряхнул его. Тот немедленно вздрогнул, будто очнулся, выныривая из наваливающегося забытья.
- Ред, слушай мой голос, хорошо? Хорошо?!
- Хорошо... - шепчет Редфрид и снова медленно моргает.
Голос брата, его прикосновения - единственное, что ещё может пробиться сквозь сгущающийся мрак. Редфриду всё тяжелее думать самому, его мысли словно сами берут над ним верх. Ему безумно хочется забыться. Освободиться. Умереть?.. Было бы проще покончить с этим и избавить мир от своей бесполезной персоны. За эти годы Редфрид привык себе уступать. Наркотики, алкоголь - всё это расхолаживает характер, подчиняет как любая зависимость. У Редфрида Каннингема их только три, самых распространённых, ничего экзотического: дурь, выпивка и самокопание. И ни одной из них он уже совсем не умеет отказывать. А они, как каждый смертный грех, тянут его за собой, на самый низ. Там, в Аду, он пропадёт и расплатится за всю свою слабость. Демоны уже ждут. И он почти готов ринуться в бездну с головой, ведь здесь, среди живых, уже невыносимо быть!.. Невыносимо такому непростительно слабому, жалкому ничтожеству.
Редфрид закрывает глаза и откидывается назад, упираясь спиной и затылком в белоснежную стену. А Редъярд тут же замечает, как от волос брата на поверхности остаются заметные алые следы. Разозлившись окончательно, Ярд вскакивает на ноги и, не сходя с места, кричит во весь голос:
- Проклятье, здесь ещё остался хоть один врач?!
Старушка по левую сторону от него испуганно охает, хватаясь за уши, несколько человек останавливается.
- Успокойтесь, сэр, - типично успокаивающим тоном отзывается один из полицейских и направляется к нему. Полицейский. Не врач. - Ситуация тяжёлая. В центре города осуществлена террористическая атака...
- Да знаю я про все ваши атаки! - рычит Ярд и, выхватывая из-за пазухи свой значок, тычет им в лицо офицеру. - Вот вы и разбирайтесь с ними, а мне нужны медики. Срочно!
Люди вокруг них снова ожидаемо охают и переговариваются. Редъярд всегда умел вести себя провокационно. Прямолинейный, откровенный, циничный - его нормальное, здоровое состояние. От этой мысли Редфриду становится немного теплее - реальность, которую он мечтает покинуть, вдруг откликнулась чем-то знакомым. Редъярд... Его младший брат. Последний, кто у него остался... Единственный, кто у него был?..
- Пожалуйста, успокойтесь, сэр, - полицейский старается сохранить самообладание, хотя значок детектива, маячувший перед носом, его раздосадовал. - Вам нужна помощь? Кажется, вы вполне здоровы. При всём уважении, здесь есть более нуждающиеся люди...
- Господи Боже, да не мне! Ему! - перебивает Ярд, всплеснув руками. Ему кажется, что от всего этого непробиваемого идиотизма у него самого вот-вот закровоточат уши. - Это Редфрид Каннингем, - талдычит он полицейскому, указывая на Реда, - заместитель главного редактора The Gotham Times! На него совершено покушение, его дом взорвали, он ранен, в конце-концов, а ему до сих пор не оказана помощь! Так, может, вместо того, чтобы успокаивать меня, вы побеспокоитесь о мистере Каннингеме?
Полицейский заметно бледнеет. Этот день явно не лучший в его жизни. Наверное, ему на ум приходит ещё и тот факт, что у пострадавшего не взяты показания. Промямлив что-то в ответ, бравый служитель правопорядка наконец бросается помогать. Проводив его мрачным взглядом, Редъярд, не обращая внимание на прочие реплики, усаживается обратно, рядом с Редфридом, не упуская из виду слишком многолюдное окружение.
- Лучше бы нам убраться отсюда, поскорее, - снова понизив тон, говорит он брату. - Я не допущу никого до твоего дела, - твёрдо заявляет он, словно подобные решения находятся в его компетенции. - Не хватало, чтобы тебя расспрашивал очередной готэмский мистер Пончик. Я сам разберусь. Но надо сваливать...
В ответ Редфрид опять молчит. Голос Ярда звучит как из ваты, в нём слышатся беспокойные интонации. Да, Редъярд взволнован. Ему страшно... И Редфрид - единственный в мире человек, который улавливает эту редчайшую эмоцию у своего младшего брата. Такое случалось с Ярдом крайне редко. Даже сейчас ему почти виртуозно удаётся скрыть свой стах. Может, он и сам его не осознаёт. Но Ред чувствует...
Тонкие обескровленные губы на бледнеющем, перепачканном лице дрогнули. Ред попытался улыбнуться. Совсем не потому, что ему стало весело в тот момент, когда младшему брату было плохо. Нет, он знал цену настоящему страху и ужасу не понаслышке. Но рядом с тем страхом, что был у Редъярда, ещё была надежда: надежда, что дурные предчувствия не оправдаются, надежда, что проблемы разрешатся чем-то хорошим; надежда, что всё плохое будет побеждено, а слабость превратится в силу... Страх Редфрида уже давно заполонил его душу отчаянием и безысходностью. До краёв. Его страх отчётливо показал ему, что все надежды не имеют никакого смысла. Они все умрут.
- Поздно, - наконец выдавливает из себя Редфрид. Он чувствует во рту привкус крови, но всё равно улыбается. Мельком на память приходят статьи о новом готэмском психопате с вырезанной на лице улыбкой. Теперь, в полубреду, Ред находит в этом какой-то смысл.
- Что? - напряжённо переспрашивает Редъярд. - Ты о чём?
- Уже слишком... поздно, - повторяет Редфрид. - Всё кончено...
Кажется, где-то там кто-то торопится к нему. Какие-то внешние голоса, чужие, совсем незнакомые, превращаются в низкие исковерканные звуки. Среди них есть один понятный и родной голос. Редъярд. Но всех их затмевает звук взрыва и истошный вопль. Воспоминания становятся реальнее самой реальности. Редфрид зажмуривается, чувствуя острый приступ боли, уже не понимая, болит ли это его раненное тело или истерзанная душа.
Почти мертвенно-бледный, он чувствует, как что-то накатывает на него со спины. Что-то неотвратимое, что-то намного сильнее него. Он бессилен перед этим ужасом. Он ничего не может изменить...
По грязным щекам, вырвавшись, прокатились две одинокие слезы.
Редъярд смотрит на это, тяжело дыша. Его не покидает стойкое ощущение дикости, какой-то чудовищной нереальности происходящего. Страх хватает его сердце в кулак и сжимает. На мгновение, на одно краткое, размером с миллисекунду мгновение Ярд допускает, что Редфрида не станет. Не будет больше в его жизни. Совсем. Навсегда... И, представив, ужасается. Нет, такого не может случиться! Не может быть! Редфрид есть, он всегда есть - где-то рядом или, по крайней мере, на одной с Ярдом планете. Он живёт свою жизнь, ходит на свою работу, и каждый день выдумывает новые гадости для своего младшего брата. Редфрид раздражает, злит, бесит, но есть. Есть! Его не может не стать. Нет-нет, только не его...
Они же семья. Каннингемы - они же семья, всё ещё семья, пусть и из двух людей. Двух братьев, которые всегда держались вместе. Даже их ссоры всё равно их объединяли. Ведь они - это две стороны одной медали. А если останется одна из сторон, то... это же больше не медаль, это же больше не целое. Это - ничто...
- Ред... - еле слышно срывается с губ Редъярда и в следующую секунду он подаётся вперёд и хватает Редфрида за предплечья, как раз в тот самый момент, когда старший брат вдруг как-то неестественно обмяк и начал сползать вниз.
- РЕД! - кричит детектив, впиваясь пальцами в плечи Редфрида, снова пытаясь встряхнуть и вернуть его обратно, но брат уже не слышит его.
Больше Редфрид ничему не сопротивляется. Забытье проглотило его целиком.
Отредактировано Redfrid Cunningham (15.10.2023 23:02:46)
- Медсестра, срочно вызовите сюда врача! СРОЧНО! - проревел полицейский.
"Вот теперь он спохватился! " - скрежеща зубами от ярости, подумал Редьярд. Подхватив старшего брата под обе руки, он не дал ему сползти на пол, хотя совсем непросто держать безсознательное тело взрослого мужчины. Вокруг них воцарилась суматоха. Пациенты охали, кто-то пытался помочь, медсестры бегали по коридорам, охранники старались всех унять и расчистить дорогу для вновь прибывших. И это было самым скверным. В толпе братья Каннингем становились слишком лёгкой мишенью. Профессиональному киллеру хватило бы минуты, чтобы подобраться к цели и устранить её, вместе с образовавшейся помехой в виде назойливого детектива. Пистолет с глушителем, укол отравленной иглой, нож - да мало ли способов! При правильных, скоординированных действиях никто ничего не успеет ни заметить, ни понять. И всё, как говорится, концы в воду.
- Расступитесь!! - во всё горло заорал Ярд, снова пугая всех окружающих. - У моего брата приступ! Ему нужен кислород! Разойдитесь!
Это первое, что пришло ему в голову. Так хотя бы он будет видеть, кто приближается к Редфриду. Люди отпрянули назад, освобождая полтора метра пространства. Конечно, может быть все опасения лишние и Фальконе не попытается устранить Реда, раз уже не уничтожил сразу. Однако, Редьярд не знал всей предыстории происходящего, потому должен был учесть даже такие переменные.
- Врач скоро будет! - крикнул уже знакомый полицейский. Он тоже слышал слова о приступе, потому теперь не пытался приближаться, наоборот стал следить за тем, чтобы до прихода врача никто не лез к пострадавшему.
- Врач больше не нужен! - вдруг раздался твёрдый, даже стальной голос из толпы. - Господин Каннингем будет помещён в клинику "Золотое сердце". Расступитесь!
Редьярд резко мотнул головой, ища в толпе говорившего. Долго высматривать не пришлось. Высокий мужчина средних лет, седовласый, свежевыбритый, одетый а-ля денди с Уолл-стрит прошёл сквозь людей и встал рядом с Ярдом, глядя на него сверху вниз.
- Мистер Редьярд Каннингем? - поинтересовался он, не давая детективу вымолвить и звука. - Майкл Джиллиан, главный редактор Gotham Times. Вы едите с нами. Подробности по дороге.
Ярд взглянул на мужчину снизу вверх. Редфрида он как мог уложил на кушетку, с которой сбежали все посторонние, и всё ещё придержал его двумя руками, не выпуская из сжатых кулаков его пиджак. Лицо седовласого господина он уже видел раньше. И раз это был тот самый Джиллиан, который устроил переезд Редфрида из Дублина в Готэм, понятно, что он уже постарался, всё устроил и обо всём позаботился. Да и Редьярда похоже знал заочно. И всё же, это же Готэм! Здесь даже давние друзья становятся предателями и врагами.
- Надеюсь, не в редакцию поедем, - холодно бросил ему Ярд, не собираясь расшаркиваться.
- Нет, прямиком в "Золотое", - усмехнулся Джиллиан, блеснув белоснежными зубами. - Там уже приготовили палату и ждут.
Вы здесь » THE DARK KNIGHT | GOTHAM RISES » Main game » Семейные ценности
