Где-то капала вода. Равномерный, идеально выверенный, ритмичный звук, разносящийся эхом по пустым грязным коридорам. Гладкие поверхности, обшарпанные стены. Тусклое слабое освещение равноудалённых друг от друга одиноких ламп. Одна из них, в конце коридора, не выдерживает и срывается на мерцание: нервные вспышки, сотрясающиеся дрожью от бесконечного чувства угнетённости, короткие, как учащённые пульс. Десятки комнат, одинаковых и безликих – вереницы проржавевших звеньев одной цепи. Там слои пыли и грязи, некоторые заперты и сквозь замочные скважины просачивается тьма. И ни одного окна. Ни одной щели, чтобы суметь поднять глаза к небу и молить о помощи. Потому что под землёй нет окон, под землёй нет света. Под землёй только черви и мёртвые.
Он знал, что найдёт здесь некоторые медикаменты. Раньше здесь их было намного больше, но теперь в этом молчаливом подземном мире царствовали только мрак и запустенье. На самом деле это место не так уж и далеко. Но нужно было остановиться, потому что правый рукав уже ощутимо пропитался кровью. Да и сон прекрасной спутницы будет намного глубже, если использовать специальные средства, а не специальные точки. Она нужна ему живой и невредимой, а не женщиной-овощем, жалким подобием человека. Мозговые кровотоки – дело серьёзное.
В этой комнате когда-то была лаборатория. Длинные столы засыпаны сантиметровым слоем грязи и пыли, но в старых шкафах ещё хранятся простые средства: спирт, бинты и нити, шприцы и иглы. Сыворотки находились не здесь, но об этом он уже позаботился: ампула с прозрачной жидкостью стояла на столе рядом с металлическим блюдцем. Джокер восседал на выдвижном табурете спиной к освящённой неоновыми лампами стене, с которой буквально свисало бесчувственное тело Женщины-Кошки. Под потолком, над опущенной головой, тянулись трубы. Однородные, от края до края, по ним в эти подвалы поступала вода. Психопат удостоверился в их прочности, прежде чем подвесить за них свою пленницу. Тонкие запястья Кошки скрепляли мощные стальные кольца наручников, чья толстая цепь была перекинута через трубы. Сорваться или как-то выпутаться совершенно не представлялось возможным: слишком тугими и прочными были выбранные убийцей оковы. Длинные, обтянутые тонким кевларом стройные ноги тоже не избежали подобной участи. В одном из открытых помещений он случайно нашёл старую цепь. Видимо, осталась с тех далёких времён, когда охрана на въезде перекрывала дорогу не шлагбаумом, а длинной цепью с перекинутой через неё табличкой «вход закрыт» Пролежав в подвалах с десяток лет, она нашла своё применение в качестве обвивающего в несколько раз груза на тонких женских щиколотках. Джокер был наслышан о ловкости воровки. С такими нелицеприятными браслетами ей не суметь привычно подёргаться.
Она всё ещё была без сознания. Голова безвольно опущена на грудь, и длинные каштановые волосы свисают вдоль бледного лица спутанными локонами. Чёрная куртка спецназовца, под которой была только майка, лежит на полу у его ног. Сжатая в кулак правая рука упирается в старую столешницу и с плеча медленно стекают багровые капли перемешанного с кровью спирта. Не издавая ни звука, Джокер зашивал полученное ранение, раз за разом протыкая свою плоть хирургической иглой. На мускулистых руках и спине были видны проступающие вены, длинные пальцы перепачканы кровью. Грим размазался сильнее. Он жара полыхающей несколько часов назад фабрики. Теперь раскрас выглядел более хаотично и беспорядочно. Тусклый свет неоновых ламп выделял бугры уродливых шрамов на молодом лице.
Ещё три шва и всё. За спиной послышалось жалобное мычание. Джокер остановился, занося иглу над собственной рукой, прислушиваясь. Похоже, узница мёртвого дома приходит в себя. Психопат чуть повернулся в её сторону, замечая, как медленно поднимается опущенная голова. Тем лучше, а то он уже почти закончил. Сейчас откроются тёмно-карие глаза. Джокер проткнул свою руку иглой, один и другой раз и потянул вверх, продевая сквозь отверстия нить, тут же окрасившуюся багрянцем. Мгновение и рана снова стянута. Из-под шва стремительно побежала новая струйка крови, падая в пыль и грязь. Если в этом месте есть свои демоны, то они получат свою дань крови и страха.

Психопат зафиксировал последний окровавленный стежок. Обрезал нить какими-то совершенно не хирургическими кусачками, а потом взял бутылёк со спиртом и облил его содержимым зашитую рану. Кровь остановилась. Её остатки и сукровица зашипели, размываясь высокоградусной жидкостью. Он никак не среагировал на слова Кошки, эгоистично продолжая заниматься своим ранением. В одном из ящиков нашёлся бинт. Да, пролежал он тут года три, но так как упаковка была цела, можно было не сомневаться в его стерильности. Разорвав её, Джокер взял один конец бинта в зубы и начал методично заматывать плечо. Ещё несколько секунд, ловко справиться с созданием узла при помощи одной руки и собственной челюсти, и операцию можно считать успешно завершённой.
Поздравления, доктор Джокер!
Он вытянул руку в сторону, потом согнул в локте, проверяя, прислушиваясь, какие именно мышцы будут более уязвимы некоторое время. Долго это не продлится. А второе свидание с Бэтменом не предвидится в ближайшие семь-десять дней. На убийце всё заживает, как на собаке. Это лишь малая часть того, через что заставил пройти Учитель. Вначале всё было далеко не гладко. Но он – человек, родившийся не в рубашке, а в бронежилете. Никому не удаётся его убить. Вот, может быть, Тёмный Рыцарь попробует?
Только теперь он обернулся к ней. Точнее играючи крутанулся на своём раскручивающемся табурете. Изумрудные глаза пристально смотрели в перепачканное пылью лицо. Вот еле заметная на щеке дорожка от слезинки, предательски покинувшей карие глаза. А вот следы от оставшейся на фабрике маски, сорванной бэт-фейерверком. Как он и думал, чтобы вспомнить её, нужно было взглянуть поближе. В тот день она выглядела иначе. Она была более ухожена, миловидна, кажется, волосы были не такими длинными. На ней было платье, а не обтягивающий костюм разыскиваемой полицией преступницы. У него отличная память на лица. Интересно, сколько времени головная боль напоминала ей его удар в висок? Джокер не улыбался, как всегда оставляя заботу о насмешках своим шрамам. Он всё смотрел в её глаза, словно пытался пробраться через них в самую душу и вывернуть её наизнанку, вытащить на свет со всем содержимым. Изумрудные глаза блеснули сталью.
Не выучила урока, Кошечка?
-- Зачем, - совершенно бесстрастно повторил он, не спрашивая.
И, встав с табурета, подошёл к столу. В пыли и грязи лежали остатки лабораторного оборудования. Какие-то пробирки с затхлыми или высохшими сыворотками, опрокинутый микроскоп, битое предметное стекло, и прочая медицинская утварь. Кое-где виднелись пустые клетки. Совсем небольшие с тонкими прутиками. Здесь проводили опыты на животных во благо человека. Легальные, узаконенные и не совсем. В голову пришла мысль о двойных стандартах: если опыты или пытки над животными – ведь для них это именно пытки – давно разрешены и не считаются аморальными, то почему все так суетятся, если кто-нибудь вроде него, Джокера, проведёт ряд похожих приёмов над каким-нибудь отдельно взятым человеческим индивидуумом? Ведь если человек произошёл от обезьяны, то он – животное, разве нет?
Отвратительная несправедливость! Ваша Честь, человек с разрезанным ртом протестует!
Джокер взял в руки украденный армейский нож. Зазубренное лезвие длиной с его ладонь. Мм, нет. Резиновая рукоять издала глухой звук, возвращаясь на столешницу. Нужно что-нибудь помельче. Он выдвинул несколько ящиков, отодвинул несколько приборов. И, наконец-то, нашёл. Скальпель! Джокер обернулся к Кошке, бросив изучающий взгляд сначала на неё, а потом на точёную хирургическую сталь. В самый раз.
Крепко сжав скальпель в правой руке, он подошёл к женщине, свободной рукой хватая её за голову.
-- Тсс, - зашипели перемазанные красным губы.
Джокер насильно опустил её голову в сторону от себя, приставляя к шее скальпель, и как только холодная сталь коснулась бледной кожи, Кошка замолкла. Вот и правильно, теперь лучше не дёргаться. Психопат пристально разглядывал её, аккуратно убирая волосы в сторону. Мысль, конечно, безумная, но, что если…?
Воротник мешает. Материал вроде бы тонкий. Быстрым ловким движением Джокер подцепил его скальпелем, умудряясь не поранить дрожащую узницу, и рванул в сторону. Кажется, Кошка вскрикнула – он не обращал внимания. Схватив ворот за образовавшуюся дыру, Психопат грубо рванул ткань во второй раз, оголяя женщину от шеи до плеча.
Ещё ниже голову. Его перепачканные кровью пальцы больно цепляют её волосы. Но, к собственному удивлению, он нашёл то, что искал. Заметный след двух уколов в основании шеи. Что-то вроде степлера. Целиться здесь можно только в спинной мозг, позвоночник – куда ещё? Теория всё ещё совершенно фантасмагорическая, но, учитывая всё, что он видел на фабрике, другого логического ответа он найти не мог.
Джокер отпустил Кошку, опуская руку со скальпелем.
-- Забавно, - глухо проговорил он, криво усмехнувшись.
Психопат вернулся к своему вертящемуся табурету. Время само всё разъяснит. Надо просто дать времени время. А чем заняться он всегда найдёт. Не спуская с Кошки пристально-изучающего взгляда, Джокер причмокнул разрезанным ртом и чуть наклонил голову набок.
-- Зачем что? – чеканя каждый слог, спросил он и, наконец, улыбнулся.

Отредактировано Joseph Kerr (23.07.2014 19:54:14)

Психопат улыбнулся сильнее, шире растягивая по белёсым щеками уродливые шрамы. Он ждал этого вопроса. Точнее намеривался сам задать его ей и был рад тому, что она сумела его опередить. Джокер причмокнул губами, а потом весело пожал плечами.
-- Я сам не перестаю себя об этом спрашивать, - посмеиваясь, ответил он. – Наверное, всё дело в сентиментальности. Признаюсь, поначалу мне не удавалось быть достаточно жёстким.
Джокер крутанулся на своем весёлом стуле, оборачиваясь в столешнице позади. Скальпель с лёгким стальным отзвуком вернулся в объятья грязи и пыли, а в руках убийцы снова оказался его армейский нож.
-- Знаешь, где мы? – бросил он как будто между прочим. – Это комната смерти. Здесь они творили страшные вещи. Долгими длинными днями. Говорят, перед тем, как всё пошло прахом, им удалось опробовать кое-что на людях. В Готэме достаточно безымянных людей, которых никто не станет искать. Это правило используют многие.
Психопат снова хохотнул. Мозаика продолжала выстраиваться в его голове. Можно вычислить много вероятностей и с помощью них попробовать подобраться к сути. О, ему будет, чем заняться в ближайшие дни.
-- А я думал о тебе, - Джокер хитро глянул на Кошку и поднялся на ноги. – За последние четыре года у меня развилась отличная память на лица. Я всё думал, что стало с тобой. У меня не было времени это выяснить, но я тебя запомнил. – Не спеша, он снова приблизился к ней, вглядываясь в её перепачканное лицо. В его правой руке по-прежнему покоился нож. Оказавшись совсем рядом, он снова перестал улыбаться, словно в эту самую минуту представлял её другой – той девушкой, которую он зачем-то оставил в живых. – Твоё синее платье, которые было тогда на тебе, в итоге оказалось в тон с ними, когда я закончил. Я старался, чтобы их кровь не попала на тебя. Ты от него избавилась? – Ему не нужен был ответ, он не ждал его. Только смотрел в её лицо. Должно же быть что-то, что оправдает её поступок, верно? – Пробуждения среди трупов не хватило. Я же говорю, я был не достаточно жесток. Надо было заставить тебя смотреть. Может быть, тогда ты бы не стала… - Психопат замолк на мгновение, - как все они.
Теперь он не улыбался совсем. Изумрудные глаза зияли откровенным холодом, бесчувственной сталью, которой он убивал всех тех, кто был ему так противен и ненавистен. И вырезанная улыбка, чудовищная печать его чудовищной боли, всё смеялась  и смеялась над ней.
-- Наверное это ужасно забавно, - Джокер поднял руку с ножом, аккуратно приставляя заточенное лезвие к её щекам, - столько лет убегать от ада и в результате оказаться именно в нём.

Его взгляд скользнул к её лицу. Холодное, острое, как бритва лезвие ножа. Серый цвет стали, тусклое дурное освещение. Жужжащий звук старых ламп, еле различимое позвякивание одной из них, доносящееся из коридора. Всё неживое, всё - царство бесконечного забвения. Полуматериальные субъективные образы, забытые, брошенные, оставленные кем-то, вынужденные хранить отпечатки былого, которое никому уже не нужно. Никому, кроме одного человека с изуродованным лицом и разбитой психикой. Хотя... разбитой? Он не меряет свой мир такими понятиями - целого и осколочного. Он не стремиться к чему-то полному, не гонится за мечтами, не печалится из-за провалов. Это глупые мерила глупых людей. Таких, как те, кого он убивал. Это всё прах, разметаемый ветром. Это - пыль, пепел, запертый в подземельях дома под снос.
Джокер почти завороженно смотрел на её бледное лицо, на нож, касающийся её кожи. Одно небольшое, незамысловатое движение. Даже не сильно резкое, может быть, даже и не движение - просто нажим. И на глазах тусклых, мёртвых огней появятся живые, трепещущие бусинки крови. У неё кровь совсем другая, у Женщины-Кошки. Её кровь горячее, чем его собственная. Его кровь не имеет особого значения, а её - драгоценная. И именно поэтому не стоит отпускать её, не стоит давать ей волю - крови Женщины-Кошки. Нужно приберечь её. Оставить на лучший день. На чёрный.
- То, что я хочу, никто не может мне дать, - почти прошептал Джокер. - Потому и просить бессмысленно.
Он не отстраняется от неё. Его изумрудные глаза вздрагивают, поднимаясь резко, чтобы вцепиться в её взгляд. Он снова слышит биение её сердца, чувствует тепло её кожи. В губительных подземельях, в свете мёртвых огней проще различить настоящую жизнь, пульсирующую, живую. И вот она, эта маленькая жизнь, затянута в чёрный кевлар. У этой жизни красивые обтекаемые формы, и ему почти хочется провести рукой по мягким внешним изгибам. Хаос, живущий в его голове, вдруг поднимает тысячи своих голов и легион демонов устремляется к его глазам. Это почти невыносимо, это почти агония. И потому он улыбается, растягивая свои уродливые шрамы.
- То, что хочешь, нужно брать самому. Так ведь, Женщина-Кошка?
Последние слова слетают с его губ с издёвкой, сарказмом, и после он начинает смеяться. Глухо, тяжело, зло. Рука опускается, убирая от неё скальпель. Теперь она, эта запутавшаяся в собственной лжи Женщина-Кошка, кажется ему гротескной картиной, хрупкой статуэткой из плоти и крови, символизирующий вечный страх перед тем, что уже давно произошло. Статуэтка, которая боится разбиться, хотя уже давно покрыта необратимыми трещинами.
Тебя уже уронили на холодные стальные плиты, а ты даже не поняла этого.
- Я дал тебе второй шанс, - вдруг выпалил он, вглядываясь в неё то ли с любопытством, то ли с отвращением. - Я должен был вспороть тебе горло, как и всем им. Но, что поделать, по юности мне хотелось казаться милосердным. Абсолютно бесполезное занятие, - не выпуская из рук ножа, Джокер уселся на свой крутящийся стул, лицом к Кошке, и улыбнулся, пытаясь выглядеть добродушным. - Если я не убил тебя сразу, бессмысленно делать это теперь, - хохотнул психопат. - Расскажи мне о мальчишке с синей птицей.